Краткое содержание Хемингуэй По ком звонит колокол
В произведении «По ком звонит колокол», созданном американским писателем Эрнестом Хемингуэем, повествуется о событиях второй мировой войны.
Вскоре Роберт, Пилар и Мария отправились в соседний отряд. По дороге американец думал, то исполнителей очень мало, у них нет реальной возможности осуществить приказ командования. Ко всему, в последние дни своей жизни он полюбил.
У партизан герои получили всё, что им требовалось. После этого люди вернулись к себе в лагерь. В это время пошёл снег. Это природное явление могло погубить все приготовления к подрыву моста. К тому же Пабло запил, поставив всю операцию на грань провала.
В произведении Эрнест Хемингуэй хотел читателям доказать мысль о том, что в жизни могут произойти любые события. Но человек сквозь них должен пронести свою честь, не запятнав её.
Подробный пересказ
Это произведение можно считать одним из лучших в современной литературе о жизни и войне, о человеческих судьбах и любви, о глубокой самооценке. Автор очень точно и правдиво отражает все беды и противоречия, с которыми сталкиваются участники событий революции и гражданской войны. Яростные попытки сломать многолетние традиции и сложившиеся формы бытия приводят только к одному. Этим итогом является революция, гражданская война – трагедия целой страны. В эти события втянуты люди не только близких стран, но живущих на других континентах. Выбрав в качестве главной линии повествования гражданскую войну в Испании, автор реалистично показал трагедию судеб отдельных героев.
Это храбрый и бесстрашный партизан по имени Пабло. О его смелости, и
понимает, что подобная диверсия не останется без ответа со стороны франкистов.
Неожиданно в отряде находит людей, которые готовы ему помочь. Одним из таких соратников становится жена командира отряда. Она уже не молодая женщина. Ей уже за пятьдесят лет, но она полна энергии и стремления к борьбе. В отряде она пользуется даже большим уважением и доверием, чем её муж. Основной её жизненный принцип заключается в том, что ради безопасности можно потерять всё: завоевания революции, Родину, уважение товарищей, любовь и саму жизнь. На очередном сходе партизаны все как один, избирают её командиром отряда. В образе этой сильной и мудрой женщины автор показывает силу и мудрость всего испанского народа, гордого и непокорённого. Кроме этого была наделена многими талантами.
Эта неординарная натура наделена даром ясновидения. При первой же встрече, она понимает, что для Роберта эта война станет завершением жизненного пути. Она чувствует, что между Робертом и Марией, зарождается сильное благородное чувство и не препятствует развитию их отношений. Она сама делает всё, чтобы они были вместе. Хотя знает, что их счастье будет скоротечным.
Она сама делает всё возможное, чтобы помочь их любви. Обладая даром предвидения, она понимает, что их счастье будет коротким. Но она любыми средствами старается вылечить израненную душу молодой девушки. Мария всей душой откликается на чувства Роберта.
В период короткого отдыха, выслушав Пилар, на Роберта нахлынули собственные мысли и воспоминания. То, что он сейчас, оказался здесь в охваченной огнём Испании, не видит ничего удивительного. С этой страной его связывает: профессия (на своей родине он преподаватель испанского), служба и, наверное, дальнейшая судьба. Часто посещая Испанию до войны, он полюбил этот гордый и свободолюбивый народ. Он не поддерживает красные идеи, но и фашистов он ненавидит ещё больше. Это убеждает его, что в этой войне необходимо победить.
После встречи с командиром соседнего отряда Эль Сордо удалось достигнуть соглашения о взаимной помощи. Он обещал снабдить группу Джордона лошадьми и помочь в организации намеченной операции. Серьёзным препятствием для проведения операции становится непрекращающийся снег. Это абсолютно аномальное явление для конца мая месяца в Солнечной Испании. Кроме организационных проблем прибавляется ещё одна. Постоянное пьянство бывшего командира отряда Пабло. Он становиться не управляемым и ненадёжным человеком. Джордан и его товарищи боятся, что он может сорвать намеченную операцию.
Эль Сордо выполнил своё обещание. Он привёл лошадей и помог подготовиться к диверсии. К сожалению, вражеский разъезд замечает следы лошадей на снегу. По этим следам они выслеживают лагерь партизан, и завязывается бой. Чтобы не сорвать намеченную операцию Пабло и его люди не приходят на помощь соседнему отряду. Это приводит к гибели всех партизан отряда Эль Сордо.
К этим неудачам добавляется ещё одна серьёзная проблема. Ночью, тайно от всех из отряда уходит Пабло. Он забирает из лагеря ящик взрывателей и бикфордов шнур. Потеря этих элементов значительно усложнит процесс проведения диверсии.
Когда уже всё практически готово разведка докладывает, что по дороге наблюдается передислокация техники к мосту. Таким образом, фактор внезапности утерян. О сложившейся обстановке Джордан докладывает командующему фронтом. Он глубоко убеждён, что необходимо изменить срок наступления. Это позволит лучше подготовиться к диверсии.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Хемингуэй. Все произведения
По ком звонит колокол. Картинка к рассказу
Сейчас читают
Роман Роберта Пенна Уоренна рассказывает о событиях, происходивших в Америке в 20-е годы прошлого века. Повествователь – Джек Берден, сын богатых родителей с хорошим образованием и идеалистическими взглядами на жизнь.
Книги Федора Достоевского отчасти отражают жизнь писателя и те проблемы, которые его волновали. Отец писателя был врачом. Детство мальчик провел в больнице. Там он видел много больных, нищих.
В марте, когда природа еще не освободилась от зимнего сна, голодная пожилая волчица, чтобы прокормить свой выводок отправляется к человеческому жилью. Она хочет утащить из хлева ягнёнка
Ода «Вольность» написана А.Н. Радищевым, как воспевание свободы и равенства всех людей друг перед другом. Автор протестует против царского вседержавия и угнетение простого народа.
Одиночество – это не всегда плохо, что в этом есть плохого? Ничего, потому что только так мы способны понять окружающий мир, который расположился вокруг нас.
По ком звонит колокол концовка
По ком звонит колокол
Ernest Hemingway FOR WHOM THE BELL TOLLS
Впервые опубликовано издательством Scribner, a division of Simon & Schuster Inc.
© Hemingway Foreign Rights Trust, 1939
© Перевод, текст. И. Доронина, 2015
© Перевод, эпиграф. А. Нестеров, 2015
© Издание на русском языке AST Publishers, 2016
Посвящается Марте Геллхорн [1]
Упершись подбородком в сложенные руки, он лежал на устилавшем землю мягком лесном ковре из бурой хвои, а высоко над его головой ветер раскачивал верхушки сосен. Там, где он лежал, склон был пологим, но дальше круто срывался вниз, и было видно, как по ущелью вьется черная лента битумной дороги. Вдоль дороги бежала речушка, и в дальнем конце ущелья на ее берегу виднелась лесопилка. Вода, переливавшаяся через запруду, казалась белой на палящем летнем солнце.
– Это лесопилка? – спросил он.
– Ее построили после того, как ты здесь бывал. Старая лесопилка дальше, гораздо ниже по ущелью.
Он расстелил на земле фотокопию армейской карты и стал внимательно изучать ее. Старик заглядывал ему через плечо. Это был невысокого роста кряжистый старик в черной крестьянской рубахе, серых штанах из стоявшего колом грубого холста и поношенных чувяках[3] на веревочной подошве. Он еще не отдышался после крутого подъема и опирался рукой на один из двух тяжелых заплечных мешков, которые они тащили с собой.
– Значит, мост отсюда не виден.
– Нет, – ответил старик. – Это ровная часть ущелья, здесь течение медленное. Внизу, там, где дорога исчезает за деревьями, оно сразу обрывается вниз и получается узкая горловина…
– Через эту горловину и перекинут мост.
– А где находятся их посты?
– Один там, у лесопилки, которую ты видишь.
Молодой человек, изучавший местность, достал складной бинокль из кармана вылинявшей фланелевой рубашки, протер линзы носовым платком, подкрутил окуляры так, чтобы очертания лесопилки стали четкими, и начал разглядывать деревянную скамейку рядом с дверью, огромную кучу опилок, громоздившуюся за навесом, под которым стояла циркулярная пила, и часть желоба, по которому бревна спускали с горы, на другом берегу. Издали вода казалась гладкой и спокойной, но там, где, переливаясь через запруду, она водопадом обрушивалась вниз, закручиваясь бурунами, поднимались вихри брызг, которые разносил ветер.
– Дым из трубы идет, – сказал старик. – И белье на веревке развешано.
– Это-то я вижу, а вот часового – нет.
– Может, он прячется в тени, – предположил старик. – Там жарко. Наверное, ушел в тень на том конце, который нам не виден.
– Возможно. А где следующий пост?
– За мостом. В сторожке дорожного смотрителя, это километрах в пяти от верхнего конца ущелья.
– Сколько здесь человек? – Молодой указал на лесопилку.
– Человека четыре солдат и капрал.
– Там больше. Я выясню.
– Там всегда двое: по одному с каждого конца.
– Нам понадобятся люди, – сказал молодой. – Сколько ты можешь привести?
– Я могу привести столько, сколько тебе нужно, – ответил старик. – Здесь, в горах, теперь людей много.
– Больше сотни. Но они разбиты на мелкие отряды. Тебе сколько понадобится?
– Это я тебе скажу, когда мы осмотрим мост.
– Хочешь осмотреть его прямо сейчас?
– Это нетрудно, – сказал старик. – Оттуда, куда мы идем, дорога к мосту будет идти под уклон. Но чтобы добраться туда, придется еще покарабкаться. Ты голодный?
– Да, – ответил молодой человек. – Но есть будем потом. Как тебя зовут? Я забыл. – Ему показалось дурным знаком то, что он забыл имя старика.
– Ансельмо, – ответил старик. – Меня зовут Ансельмо, я из Барко-де-Авилы. Давай помогу тебе с мешком.
Молодой человек, высокий и худой, с выбеленными солнцем русыми волосами и обветренным загорелым лицом, в вылинявшей фланелевой рубашке, крестьянских штанах и чувяках на веревочной подошве, наклонился, продел руку под лямку кожаного мешка и взвалил тяжесть на плечо. Потом просунул другую руку под другую лямку и поудобней устроил мешок на спине. Взмокшая от пота рубашка под мешком еще не высохла.
– Ничего, справлюсь, – сказал он. – Куда идти?
– Вверх, – ответил Ансельмо.
Сгибаясь под тяжестью мешков, потея, они карабкались вверх по склону, поросшему сосновым лесом. Молодой человек не различал никакой тропы под ногами, но они уверенно продвигались все выше, огибая склон, потом пересекли небольшой ручей, и старик ровным шагом пошел впереди вдоль его каменистого русла. Подъем становился все круче и трудней, пока они не добрались до того места, где ручей, перевалив через громоздившийся над ними гладкий гранитный уступ, срывался вниз; у подножия уступа старик остановился и подождал молодого.
– Нормально, – ответил молодой. Он истекал по́том, и мышцы на бедрах подергивались после крутого подъема.
– Подожди здесь. Я пойду вперед и предупрежу их. Не хочешь же ты схлопотать пулю с таким грузом на спине.
– Страшно подумать, даже в шутку, – сказал молодой. – Это далеко?
– Нет, совсем близко. Как тебя зовут?
– Роберто, – ответил молодой. Он снял мешок и осторожно опустил его на землю между двумя валунами у ручья.
– Ну, жди здесь, Роберто, я за тобой вернусь.
– Хорошо, – сказал молодой человек. – Ты собираешься по этой дороге спускаться к мосту?
– Нет. Когда мы отправимся к мосту, это будет другая дорога. Короче и легче.
– Только этот материал нельзя хранить далеко от моста.
– Сам увидишь. Не понравится место – найдем другое.
– Ладно, посмотрим, – сказал молодой.
Усевшись возле мешков, он наблюдал, как старик взбирается на уступ. Казалось, он делает это без труда, и по тому, как он, не глядя, находил опору для рук, можно было догадаться, что путь этот он проделывал уже не раз. Тем не менее, кто бы ни находился там, наверху, эти люди тщательно позаботились о том, чтобы не оставить никаких следов.
Молодой человек, которого звали Роберт Джордан, был страшно голоден и озабочен. Голодным он бывал часто, но тревоги обычно не испытывал, поскольку не придавал никакого значения тому, что с ним случится, и по опыту знал, как легко в этой стране передвигаться в тылу врага. Передвигаться за линией фронта было так же просто, как пересекать ее, если иметь хорошего проводника. Мысли о том, что будет, если тебя поймают, лишь осложняли дело; они, да еще необходимость решать, кому можно доверять. Людям, с которыми работаешь, нужно либо доверять полностью, либо не доверять вовсе, и решение приходилось принимать самому. Сейчас он не беспокоился ни о том, ни о другом. Но было кое-что еще.
Марта Эллис Геллхорн (1908–1998) – одна из самых известных американских военных корреспондентов. За свою 60-летнюю карьеру освещала практически все крупные мировые конфликты XX века. Ее именем названа премия в области журналистики. Геллхорн была третьей женой Эрнеста Хемингуэя (1940–1945). – Здесь и далее примеч. пер.
Цит. по: Джон Донн. По ком звонит колокол. М., Enigma, 2004. Составитель, переводчик и комментатор Антон Нестеров. Медитация XVIII, перевод Антона Нестерова.
По ком звонит колокол
Он лежал на устланной сосновыми иглами бурой земле, уткнув подбородок в скрещенные руки, а ветер шевелил над ним верхушки высоких сосен. Склон в этом месте был некрутой, но дальше обрывался почти отвесно, и видно было, как черной полосой вьется по ущелью дорога. Она шла берегом реки, а в дальнем конце ущелья виднелась лесопилка и белеющий на солнце водоскат у плотины.
— Вот эта лесопилка? — спросил он.
— Ее выстроили уже после тебя. Старая лесопилка не здесь; она ниже по ущелью.
Он разложил на земле карту и внимательно вгляделся в нее. Старик смотрел через его плечо. Это был невысокий, коренастый старик в черной крестьянской блузе и серых штанах из грубой ткани; на ногах у него были сандалии на веревочной подошве. Он еще не отдышался после подъема и стоял, положив руку на один из двух тяжелых рюкзаков.
— Значит, моста отсюда не видно?
— Нет, — сказал старик. — Тут место ровное, и река течет спокойно. Дальше, за поворотом, где дорога уходит за деревья, сразу будет глубокая теснина…
— Вот через теснину и перекинут мост.
— Один — вон там, на этой самой лесопилке.
Молодой человек, изучавший местность, достал бинокль из кармана линялой фланелевой рубашки цвета хаки, протер платком стекла и стал подкручивать окуляры, пока все очертания не сделались вдруг четкими, и тогда он увидел деревянную скамью у дверей лесопилки, большую кучу опилок за дисковой пилой, укрытой под навесом, и часть желоба на противоположном склоне, по которому спускали вниз бревна. Река отсюда казалась спокойной и тихой, и в бинокль было видно, как над прядями водоската разлетаются по ветру брызги.
— Из трубы идет дым, — сказал старик. — И белье развешено на веревке.
— Это я вижу, но я не вижу часового.
— Должно быть, он укрылся в тени, — пояснил старик. — Сейчас еще жарко. Он, наверно, с той стороны, где тень, отсюда нам не видно.
— Возможно. А где следующий пост?
— За мостом. В домике дорожного мастера, на пятом километре.
— Сколько здесь солдат? — Он указал на лесопилку.
— Не больше четырех и капрал.
— Там больше. Я проверю.
— Всегда двое. По одному на каждом конце.
— Нам нужны будут люди, — сказал он. — Сколько человек ты можешь дать?
— Можно привести сколько угодно, — сказал старик. — Тут, в горах, теперь людей много.
— Больше сотни. Но они все разбиты на маленькие отряды. Сколько человек тебе понадобится?
— Это я скажу, когда осмотрю мост.
— Ты хочешь осмотреть его сейчас?
— Нет. Сейчас я хочу идти туда, где можно спрятать динамит. Его нужно спрятать в надежном месте и, если возможно, не дальше чем в получасе ходьбы от моста.
— Это нетрудно, — сказал старик. — От того места, куда мы идем, прямая дорога вниз, к мосту. Только чтоб туда добраться, надо еще поднатужиться немного. Ты не голоден?
— Голоден, — сказал молодой. — Но мы поедим после. Как тебя зовут? Я забыл. — Он подумал, что это дурной знак, то, что он забыл.
— Ансельмо, — сказал старик. — Меня зовут Ансельмо, я из Барко-де-Авила. Давай я помогу тебе поднять мешок.
Молодой — он был высокий и худощавый, с выгоревшими, светлыми волосами, с обветренным и загорелым лицом, в линялой фланелевой рубашке, крестьянских штанах и сандалиях на веревочной подошве — нагнулся, просунул руку в ременную лямку и взвалил тяжелый рюкзак на плечи. Потом надел другую лямку и поправил рюкзак, чтобы тяжесть пришлась на всю спину. Рубашка на спине еще не просохла после подъема на гору.
— Ну, я готов, — сказал он. — Куда идти?
— Вверх, — сказал Ансельмо.
Согнувшись под тяжестью рюкзаков, обливаясь потом, они стали взбираться по склону, густо поросшему сосняком. Тропинки не было видно, но они все поднимались и поднимались, то прямо, то в обход, потом вышли к неширокому ручью, и старик, не останавливаясь, полез дальше, вдоль каменистого русла. Теперь подъем стал круче и труднее, и наконец впереди выросла гладкая гранитная скала, откуда ручей срывался вниз, и здесь старик остановился и подождал молодого.
— Ничего, — сказал молодой. Но он весь взмок, и у него сводило икры от напряжения при подъеме.
— Да, тут шутки плохи, — сказал молодой. — А далеко еще?
— Совсем близко. Как тебя зовут?
— Роберто, — ответил молодой. Он спустил рюкзак с плеч и осторожно поставил его между двух валунов у ручья.
— Так вот, Роберто, подожди здесь, я вернусь за тобой.
— Хорошо, — ответил молодой. — А скажи, к мосту ведет эта же дорога?
— Нет. К мосту мы пойдем другой дорогой. Там ближе и спуск легче.
— Мне нужно, чтобы материал был сложен не слишком далеко от моста.
— Посмотришь. Если тебе не понравится, мы выберем другое место.
— Посмотрим, — сказал молодой.
Он сел возле рюкзаков и стал глядеть, как старик взбирается на скалу. Взбирался он без труда, и по тому, как он быстро, почти не глядя, находил места для упора, ясно было, что он проделывал этот путь уже много раз. Но жившие там, наверху, заботились, чтобы не было никакой тропы.
Роберт Джордан — так звали молодого — мучительно хотел есть, и на душе у него было тревожно. Чувство голода было для него привычным, но тревогу ему не часто приходилось испытывать, так как он не придавал значения тому, что может с ним случиться, а кроме того, знал по опыту, как просто передвигаться в тылу противника в этой стране. Передвигаться в тылу было так же просто, как переходить линию фронта, был бы только хороший проводник. Все лишь тогда становится трудным, когда придаешь значение тому, что может случиться с тобой, если поймают, да еще трудно решать, кому можно довериться. Людям, с которыми работаешь вместе, нужно доверять до конца или совсем не доверять, вот и приходится решать, кто заслуживает доверия. Но это все не тревожило его. Тревожило другое.
По ком звонит колокол
«По ком звонит колокол» – один из лучших романов Эрнеста Хемингуэя. Эта книга о Гражданской войне в Испании. Эта книга о Войне, какая она есть на самом деле – грязная, кровавая, бесчеловечная… Эта книга о любви, мужестве, самопожертвовании, нравственном долге и выборе, ценности каждой человеческой жизни как части единого целого, ибо «никогда не посылай узнать, по ком звонит колокол, он звонит и по тебе»… В СССР роман издавался с серьезными сокращениями и искажениями из-за вмешательства идеологической цензуры и теперь публикуется в полном объеме.
Оглавление
Приведённый ознакомительный фрагмент книги По ком звонит колокол предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Роберт Джордан отправился было вслед за ним, но передумал, вернулся, откинул брезент, взял по мешку в обе руки и, едва отрывая от земли, потащил их ко входу в пещеру. Поставив один мешок на землю, он отвел в сторону край попоны, придержал его головой и, снова подняв мешки за кожаные лямки, вошел с ними в пещеру.
Там было тепло и дымно. У одной стены стоял стол, на нем горела сальная свеча, воткнутая в горлышко бутылки, за столом сидели Пабло, три незнакомых мужчины и цыган Рафаэль. Свечной фитиль отбрасывал тени на стену за их спинами, еще не успевший сесть Ансельмо стоял справа от стола. В углу пещеры над открытым очагом склонилась жена Пабло. Девушка, стоя рядом с ней на коленях, мешала деревянной ложкой в чугунном котле. Вынув ложку из варева, она посмотрела на Роберта Джордана, остановившегося у входа; оттуда, в свете пламени, которое с помощью мехов раздувала в очаге жена Пабло, ему были видны лицо девушки, ее рука и капли, стекавшие с ложки в котел.
— Что это ты принес? — спросил Пабло.
— Свои вещи, — ответил Роберт Джордан и поставил мешки на небольшом расстоянии друг от друга в стороне от стола, где пещера расширялась.
— А чем им плохо было снаружи? — спросил Пабло.
— Кто-нибудь может в темноте споткнуться о них, — ответил Роберт Джордан и, подойдя к столу, положил на него коробку папирос.
— Я не хочу, чтобы динамит лежал в пещере, — сказал Пабло.
— Он будет далеко от огня, — ответил Роберт Джордан. — Угощайтесь. — Он прорезал ногтем большого пальца края картонной коробки с большим красочным военным кораблем, изображенным на крышке, и, откинув ее, пододвинул коробку Пабло.
Ансельмо принес ему табуретку с сиденьем из сыромятной кожи, и он подсел к столу. Пабло посмотрел на него так, словно собирался что-то сказать, но, видимо, передумал и взял папиросы.
Роберт Джордан подвинул коробку остальным. Он не смотрел на них, но краем глаза заметил, что один мужчина взял папиросы, а двое других — нет, все его внимание было сосредоточено на Пабло.
— Как дела, цыган? — спросил он у Рафаэля.
— Хорошо, — ответил цыган. Роберт Джордан догадался, что они говорили о нем, когда он вошел, потому что даже цыган чувствовал себя неловко.
— Как думаешь, она тебя еще раз покормит? — спросил цыгана Роберт Джордан.
— Да. С чего бы ей меня не покормить? — ответил тот. От шутливо-приветливой атмосферы их дневного разговора теперь не осталось и следа.
Жена Пабло молчала, продолжая раздувать угли в очаге.
— Человек по имени Агустин говорит, что умирает от тоски там, наверху, — сказал Роберт Джордан.
— Перебьется, — ответил Пабло. — Пусть еще немного поумирает.
— Вино есть? — спросил Роберт Джордан, не обращаясь ни к кому конкретно, и, подавшись вперед, положил руки на стол.
— Осталось немного, — угрюмо ответил Пабло. Роберт Джордан решил, что пора познакомиться с остальными и понять, на что он может рассчитывать.
— Ну, в таком случае выпьем воды. Эй! — крикнул он девушке. — Принеси-ка мне кружку воды.
— Для тебя это слишком крепко, а то я бы тебя угостил, — сказал он девушке и снова улыбнулся ей, потом повернулся к Пабло и добавил: — Тут совсем мало осталось, а то бы я и тебе предложил.
— Я не люблю анисовую, — ответил Пабло.
В резком запахе, поплывшем над столом, он уловил знакомый дух.
— Ну и хорошо, — сказал Роберт Джордан. — А то совсем мало осталось.
— Это что за штука такая? — спросил цыган.
— Лекарство, — ответил Роберт Джордан. — Хочешь попробовать?
— Лекарство — от чего?
— От всего, — сказал Роберт Джордан. — Оно все лечит. Если у тебя что-нибудь не в порядке, оно и тебе поможет.
— Ну-ка дай попробовать, — сказал цыган.
Роберт Джордан пододвинул ему кружку. Соединившись с водой, жидкость приобрела молочно-желтый цвет, и он понадеялся, что цыган больше одного глотка не выпьет. У него осталось совсем немного, а кружка этого напитка заменяла ему вечерние газеты, былые вечера, проведенные в кафе, каштаны, которые как раз сейчас должны были быть в цвету, крупных неторопливых лошадей на внешнем кольце бульваров, книжные лавки, киоски и художественные галереи, парк Монсури, стадион «Буффало», «Бют-Шомон», «Гэранти траст компани», Ситэ, старинный отель «Фуайо» и возможность почитать и отдохнуть вечером — все то, что он любил и почти забыл теперь и что возвращалось к нему с глотком этой мутноватой, горькой, холодящей язык и согревающей мозг и желудок, меняющей представления о жизни текучей алхимии.
Цыган скорчил гримасу и отодвинул кружку.
— Пахнет анисом, а на вкус — горькое, как желчь, — сказал он. — Лучше уж болеть, чем пить такое лекарство.
— Это полынь, — объяснил ему Роберт Джордан. — В настоящем абсенте, таком, как этот, всегда есть полынь. Считается, что он сушит мозги, но я в это не верю. Просто он изменяет взгляд на окружающее. Нужно вливать воду в него, очень медленно, по капле, а я, наоборот, влил его в воду.
— О чем это ты? — сердито спросил Пабло, чувствуя в словах Роберта Джордана насмешку.
— Объясняю действие лекарства, — ответил тот и усмехнулся. — Я купил его в Мадриде. Это была последняя бутылка, и мне ее хватило на три недели. — Он сделал большой глоток и почувствовал, как приятно немеет смоченный абсентом язык. Взглянув на Пабло, он снова усмехнулся и спросил:
Пабло не ответил, и Роберт Джордан стал внимательно разглядывать троих незнакомых мужчин за столом. У одного из них было крупное плоское лицо, коричневое, как серранская ветчина, со сломанным приплюснутым носом; оттого, что тонкая русская папироса торчала у него изо рта под углом, оно казалось еще более плоским. В его коротко стриженных волосах и щетине на подбородке обильно проступала седина, традиционная черная рубаха была застегнута до самой шеи. Когда Роберт Джордан посмотрел на него, он сидел, уставившись в стол, но взгляд у него был жесткий и немигающий. Двое других явно были братьями. Они очень походили друг на друга: смуглые, невысокие, коренастые, с темными волосами, низкими лбами и черными глазами. У одного лоб над левой бровью пересекал шрам; на взгляд Роберта Джордана оба ответили спокойным твердым взглядом. Одному, судя по всему, было лет двадцать шесть — двадцать восемь, другому — года на два больше.
— На что это ты уставился? — спросил тот, что со шрамом.
— На тебя, — ответил Роберт Джордан.
— Увидел что-нибудь диковинное?
— Нет. Хочешь папиросу?
— Ну, давай, — сказал мужчина. До того он к папиросам не притрагивался. — Они такие же, как были у того, другого — ну, который поезд взрывал.
— Все мы там были, — спокойно ответил мужчина. — Все, кроме старика.
— Что нам теперь надо, так это еще один поезд, — сказал Пабло.
— Это можно, — отозвался Роберт Джордан. — После моста.
Он заметил, что жена Пабло, повернувшись от очага, теперь слушает разговор. Когда он произнес слово «мост», все затихли.
— После моста, — намеренно повторил он и отпил еще глоток абсента, подумав: какой смысл вилять, все равно придется говорить начистоту.
— Я в это ввязываться не буду, — сказал Пабло, уставившись в стол. — Ни я, ни мои люди.
Роберт Джордан промолчал. Потом, подняв кружку, взглянул на Ансельмо.
— Тогда мы сделаем это сами, старик, — сказал он и улыбнулся.
— Без этого труса, — согласился Ансельмо.
— Что ты сказал? — Пабло поднял взгляд на старика.
— Тебе — ничего, — ответил тот. — Я не с тобой разговаривал.
Роберт Джордан посмотрел поверх стола туда, где у очага стояла жена Пабло. Она пока не произнесла ни слова и даже не подала виду, что слышит разговор, но теперь сказала девушке что-то, чего он не разобрал, та поднялась, отошла от очага, проскользнула вдоль стены, приподняла попону, закрывавшую вход в пещеру, и вышла. Ну, кажется, начинается, подумал Роберт Джордан. Да, наверняка. Я не хотел, чтобы все вышло так, но, похоже, именно так оно и будет.
— Мы взорвем мост без твоей помощи, — сказал он Пабло.
— Нет. Никаких мостов, — мрачно повторил Пабло.
— А ты что скажешь? — обратился Роберт Джордан к жене Пабло, чья неподвижная мощная фигура все так же возвышалась у очага. Повернувшись к ним, женщина произнесла:
В отблесках пламени ее смуглое лицо казалось разрумянившимся, сиявшим особым теплом и красивым, каким, в сущности, и было.
— Ты что несешь? — крикнул ей Пабло, и Роберт Джордан увидел в его взгляде боль человека, которого предали, капли пота потекли у него по лбу.
— Я сказала, что я — за мост и против тебя, — спокойно ответила жена Пабло. — Больше ничего.
— Я тоже за мост, — вступил человек с плоским лицом и сломанным носом, давя окурок об стол.
— Мне на мост наплевать, — сказал один из братьев. — Но я — за mujer Пабло.
— И я, — подхватил другой брат.
— И я, — присоединился цыган.
Не сводя глаз с Пабло, Роберт Джордан незаметно все ниже опускал правую руку, готовый, если понадобится — и даже почти надеясь, что понадобится, — действовать (он чувствовал, что, быть может, это было бы самым простым и легким решением, но, зная, как быстро в случае ссоры семья, клан, отряд сплачиваются против чужака, боялся нарушить достигнутое согласие и, тем не менее, понимал: то, что можно сделать одним движением руки, в создавшейся ситуации было бы самым простым, наилучшим и пусть радикальным, но здравым поступком). Продолжая наблюдать за Пабло, он в то же время видел, что его жена, раскрасневшись, как краснеют сильные и здоровые люди, стоит с горделивым видом, словно присягая на верность.
— Эх ты! — с горечью сказал Пабло. — У тебя мозги, как у племенного быка, и сердце шлюхи. Ты думаешь, что будет какое-то «потом», если мы взорвем мост? Да ты хоть представляешь, что будет потом на самом деле?
— То, что должно быть, — ответила его жена. — Что должно быть, то и будет.
— И тебе все равно, что нас будут травить, как диких зверей, после этого взрыва, который не принесет нам никакой выгоды? И что мы все вообще можем погибнуть в этой заварухе?
— Да, все равно, — сказала жена Пабло. — И не пытайся запугать меня, трус.
— Трус, — со злостью повторил Пабло. — Ты считаешь человека трусом только потому, что у него есть здравый смысл. Потому, что он знает наперед, чем кончится этот идиотизм. Уметь распознать глупость — это не трусость.
— А распознать трусость — это не глупость, — не сдержавшись, вставил Ансельмо.
— Ты хочешь умереть? — серьезно спросил его Пабло, и Роберт Джордан видел, что вопрос был отнюдь не риторическим.
— Тогда следи за своим языком. Слишком много болтаешь о том, о чем понятия не имеешь. Ты что, не видишь, как это опасно? — Голос Пабло прозвучал почти жалобно. — Похоже, я один среди вас понимаю, насколько это серьезно.
Я тоже понимаю, подумал Роберт Джордан. Эх, старина Пабло, я тоже это понимаю. Кроме тебя — только я. Женщина что-то прочла у меня по руке, но и она еще не понимает. Пока не понимает.
— Даром, что ли, я ваш вожак? — спросил Пабло. — Я знаю, что говорю. А вы — нет. Старик несет чушь. Этот старик — вообще всего лишь посыльный и проводник для нездешних. Иностранец пришел сюда, чтобы сделать то, что нужно им, иностранцам. И ради него мы должны всем пожертвовать? А я — за то, что выгодно и безопасно для всех нас, здешних.
— Безопасно? — сказала жена Пабло. — Какая тут может быть безопасность? Здесь теперь столько тех, кто ищет безопасности, что от них-то главная опасность и происходит. Сейчас искать безопасности значит потерять все.
Теперь она стояла у стола с половником в руке.
— Нет, безопасность существует, — возразил Пабло. — Просто, когда видишь опасность, надо знать, что делать. Это как с матадором, который знает, что делает, зря не рискует и потому избегает опасности.
— Ты не смеешь так со мной говорить, — сказал Пабло. — Тем более при людях и при иностранце.
— Нет, я буду говорить именно так, — продолжила его жена. — Ты что, ничего не слышал? Ты по-прежнему веришь, что все еще командуешь здесь?
— Да, — ответил Пабло. — Я здесь командую.
— Не смеши меня, — сказала женщина. — «Я здесь командую!» Ты слышал, что люди сказали? Здесь никто не командует, кроме меня. Если хочешь, можешь остаться, есть и пить вино — только не чересчур, черт тебя дери, — можешь работать вместе с нами, опять же если хочешь. Но командую здесь я.
— Попробуй, — ответила женщина, — увидишь, что будет.
— Дайте-ка мне еще кружку воды, — попросил Роберт Джордан, не отводя взгляда от мужчины с угрюмым, тяжелым лицом и женщины, гордо и уверенно стоявшей перед ним с половником, который она держала решительно, как будто это была палица.
— Мария, — позвала жена Пабло и, когда девушка вошла в пещеру, сказала: — Воды — этому товарищу.
Роберт Джордан сунул руку в карман и, пока доставал из него фляжку, незаметно расстегнул кобуру и сдвинул ее вперед, после чего вылил остатки абсента в пустую кружку, взял полную, которую принесла девушка, и начал постепенно, тонкой струйкой вливать абсент в воду. Девушка наблюдала за ним, стоя рядом.
— Ступай, — сказала ей жена Пабло, указывая половником на выход.
— Там холодно, — ответила девушка, продолжая наблюдать за реакцией, происходившей в кружке, где алкоголь мутными хлопьями клубился в воде, и при этом едва не касаясь Роберта Джордана щекой.
— Может, там и холодно, — сказала жена Пабло, — зато здесь слишком жарко. — И мягко добавила: — Это ненадолго.
Девушка покачала головой и вышла.
Видимо, долго он это терпеть не будет, подумал Роберт Джордан. В одной руке он держал кружку, другая, теперь уже открыто, покоилась на револьвере. Он снял его с предохранителя и пальцами ощущал успокоительную надежность рукоятки с почти стершейся насечкой и прохладную дружелюбную округлость спускового крючка. Пабло больше не смотрел на него, он не сводил глаз с жены, которая продолжала говорить:
— Послушай меня, забулдыга. Ты понял, кто теперь здесь командует?
— Нет. Разлепи свои волосатые уши и слушай. Хорошенько слушай. Командую здесь — я.
По лицу Пабло было невозможно понять, о чем он думает. Он еще какое-то время пристально смотрел на жену, потом перевел взгляд на сидевшего напротив него Роберта Джордана, долго и задумчиво глядел на него, потом снова устремил взгляд на жену.
— Ладно, командуешь ты, — сказал он. — Если хочешь, пусть и он командует. И катитесь вы оба в преисподнюю. — Он смотрел ей прямо в глаза, и в его взгляде не было ни покорности, ни горечи поражения. — Может, я действительно обленился и слишком много пью. Можешь считать меня трусом, хотя это не так. Но я не дурак. — Он помолчал. — Давай, командуй и радуйся. Но если ты не только командирша, но еще и женщина, то дай нам что-нибудь поесть.
— Мария! — позвала жена Пабло. Девушка, отодвинув завесу, просунула голову внутрь. — Иди сюда, ужин подавать будем.
Девушка прошла к очагу, взяла с низенького стола эмалированные миски и расставила их на большом столе.
— Вина хватит на всех, — сказала Роберту Джордану жена Пабло. — Не обращай внимания на то, что говорит этот пьяница. Когда сделаем дело, достанем еще. Допивай свою болтушку и возьми кружку вина.
Роберт Джордан залпом проглотил остатки абсента, почувствовав, как постепенно разливается по телу возбуждающий влажный жар, меняющий химический состав организма, и протянул кружку за вином. Девушка наполнила ее до краев и улыбнулась ему.
— Ну что, посмотрел мост? — спросил его цыган. Остальные, еще ни разу не открывшие рта после смены подданства, склонились вперед, чтобы лучше слышать.
— Да, — ответил Роберт Джордан. — Задача нетрудная. Хотите, покажу?
— Да, давай. Это очень интересно.
Роберт Джордан достал из нагрудного кармана блокнот и показал свои чертежи.
— Глянь-ка, — сказал человек с плоским лицом, которого называли Primitivo — Простаком. — Это ж тот самый мост.
— Как просто, — сказал брат со шрамом, которого звали Андресом. — А как их подорвать?
Роберт Джордан стал объяснять и это; водя карандашом по чертежу, он почувствовал на своем плече руку девушки, которая заглядывала в блокнот из-за его спины. Жена Пабло тоже следила за объяснениями. Только Пабло не проявлял никакого интереса, он сидел в стороне, один, с кружкой вина, которую пополнял время от времени, зачерпывая из большой миски — Мария влила в нее вино из бурдюка, висевшего слева от входа в пещеру.
— Ты много раз это делал? — тихо спросила Роберта Джордана девушка.
— А мы сможем увидеть, как это делается?
— Конечно. Почему бы нет.
— Ты увидишь, — зловеще произнес Пабло со своего конца стола. — Обязательно увидишь.
— Заткнись, — сказала ему жена и вдруг, вспомнив то, что она днем прочла по руке Роберта Джордана, неоправданно дико разозлилась. — Заткнись, трус! Каркаешь, как ворона! Заткнись, убивец!
— Ладно, — ответил Пабло. — Я заткнусь. Теперь же ты тут командуешь. А ты давай, разглядывай картинки дальше. Только помни, что я — не дурак.
Жена Пабло почувствовала, как гнев сменяется в ней печалью и предчувствием крушения всех ожиданий и надежд. Это чувство было знакомо ей с детства, и всю жизнь ее преследовало то, что его порождает. Сейчас оно обрушилось на нее внезапно, и, стараясь отогнать его от себя, не дать ему ее коснуться — ни ее, ни Республики, — она сказала:
— А теперь давайте есть. Мария, раскладывай еду по мискам.
