Какой номер у Льва Яшина?
Имя этого прославленного футболиста, носившего номер 1 на своей майке, знакомо не только болельщикам, но и людям, далеким от спорта. Его знают и у нас в стране, и за рубежом. О нем писали стихи Владимир Высоцкий и Роберт Рождественский, а в 2019 г. режиссер В. Чигинский снял художественный фильм «Лев Яшин. Вратарь моей мечты».
Как же получилось, что этот человек смог стать не просто известным во всем мире футболистом, но настоящей легендой?
Детство
Лев Иванович Яшин родился в Москве 22 октября 1929 года. Свой первый футбольный опыт он получил во дворе дома № 15 на улице Миллионной, в котором проживала его семья, играя с другими детьми в футбол в любую погоду днями напролет.
Родители прославленного вратаря были далекими от спорта людьми, оба трудились на производстве: отец работал шлифовальщиком на авиационном заводе в Тушино, а мать – на заводе «Красный богатырь». Специально спортивным развитием ребенка никто не занимался, но, казалось бы, обычная беготня во дворе и игры с другими детьми дали ему нешуточную закалку, выработали выносливость, ловкость, заложили прекрасную координацию движений и владение телом.
Во время войны семья Яшиных вместе с другими работниками предприятия, которые не ушли на фронт, была перевезена под Ульяновск, и будущий вратарь наряду с другими подростками помогал взрослым, разгружая эшелоны с заводским оборудованием, переброшенным из Москвы. А позже – начал работать учеником слесаря за этими же станками. Вклад юного Льва Яшина в победу над фашизмом отметили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
Спортивный путь
В 1944 году семья вернулась в Москву. Совмещая работу на заводе и футбол, Яшин все свободное время играл за сборную Тушина под первым номером. Позже, во время службы в армии, его заметил А.И. Чернышев, который на тот момент был тренером прославленного футбольного клуба «Динамо», и уже в 1949 году Яшин стал дублером таких известных вратарей, как Вальтер Саная и Алексей Хомич. Именно этой команде он посвятил всю свою жизнь, играя в ней вплоть до завершения спортивной карьеры в 1971 году.
До начала 1953 года Яшин оставался на позиции дублера, но потом прочно занял место основного вратаря «Динамо» и не уступал его 18 лет. Благодаря его феноменальной игре клуб «Динамо» пять раз становился чемпионом СССР и трижды завоевывал Кубок СССР.
Параллельно с 1954 года он был вратарем сборной СССР. 78 матчей, сыгранных за команду страны, принесли ему множество побед. В их числе золото на Олимпийских играх в Мельбурне, которые проходили в 1956 году, и первое место в сражении за Кубок Европы 1960 года.
Через тернии – к звездам
В спортивной карьере Льва Яшина были не только взлеты, но и падения. Блестящие победы время от времени перемежались с чудовищными провалами, которые едва не стоили ему места в команде. В самом же первом матче в качестве вратаря футбольного клуба «Динамо» он пропустил простейший мяч, за что два последующих года просидел на скамейке запасных. Но это время не прошло даром. Он сделал все возможное, чтобы выйти на максимум своей физической формы, и благодаря этому смог вернуться в основной состав команды.
Поражение на чемпионате мира в Чили в 1962 году могло стать окончанием его спортивной карьеры. Болельщики отреагировали крайне озлобленно на этот провал и жестоко освистывали Яшина на каждом турнире, напрочь позабыв о его блестящих победах, которых было гораздо больше, чем поражений. Но, несмотря на жесткий прессинг, Яшин сумел остаться в команде и позже сторицей вернул себе и любовь болельщиков, и спортивную славу.
Играть, как Яшин
Манера игры Яшина отличалась от традиционной тем, что в определенные моменты он вел себя не только как вратарь, но и как защитник, выходя за пределы вратарской зоны. Этот прием он перенял у своего предшественника Вальтера Саная, и впоследствии развил и усовершенствовал его. Поначалу это воспринималось как неумение сосредоточиться на своих основных обязанностях, которые заключаются в защите рамки ворот, но позже Яшин доказал эффективность этой техники, виртуозно перехватывая самые сложные мячи, достать которые было практически нереально. Одновременно с этим он контролировал поведение других игроков, выбирал партнера для передачи мяча и умел предугадывать действия противников, чудесным образом перемещаясь именно в ту точку, куда мгновение спустя следовала атака.
Хотя в быстроте реакции и прыгучести он уступал прежнему вратарю «Динамо» Алексею Хомичу, которому болельщики именно за эти качества дали прозвище «Тигр», Яшину очень помогали удачное сложение, длинные руки, превосходная координация движений и умение просчитывать ход развития игры.
Обладатель множества спортивных и правительственных наград, Герой Социалистического Труда, единственный в мире обладатель «Золотого мяча», лучший вратарь Европы, лучший футболист России в период 1954-2003 гг., лучший вратарь ХХ века… Это лишь малая часть званий, которые принесла Льву Яшину его блистательная игра на футбольном поле. Игра, которая сделала его легендой.
France Football признал Льва Яшина лучшим в истории. Вспоминаем дебют легенды в большом футболе
Казалось бы, в биографии Льва Ивановича нет и быть не может нечитанных страниц, неполных данных, неподтвержденных фактов. Все так, да не совсем. До того самого 1950-го, с которого начинается отсчет официальной биографии Яшина, в его жизни были и другие дебюты. И после — тоже.
Дебют № 1. «Эх ты, разиня! И откуда такой взялся?»
Первый из четырех яшинских дебютов пришелся на годы армейской службы, а сама служба, так уж вышло, стала меньшим из возможных зол.
Один из туманных фактов биографии великого вратаря — его уход из родительского дома в неполные 18 лет. Этот зигзаг судьбы, собственно говоря, и привел его в большой футбол. Вот как это было.
К своему совершеннолетию будущий великий вратарь добился серьезных успехов, но… не на футбольном поле. Футболом он начал заниматься в 1944 году (пытался освоить амплуа форварда, между прочим), а большую часть жизни составляла тогда трудовая деятельность. К 18 освоил три рабочие специальности — слесаря, строгальщика, шлифовальщика. И уже два года, как был отмечен серьезной правительственной наградой: медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».
Сказать, что детский труд на оборонном предприятии был тяжким — не сказать ничего. «Накопившаяся за годы усталость начала давать о себе знать, — вспоминал позже Лев Иванович. — Что-то во мне вдруг надломилось. Никогда не слыл я человеком с тяжелым или вздорным нравом. А тут ходил какой-то весь издерганный, все меня на работе и дома стало раздражать, мог вспыхнуть по любому пустяку. После одной такой вспышки я собрал свои вещички, хлопнул дверью и ушел из дому. Ходить на завод тоже перестал».
Самое в этом сюжетном повороте главное (для истории мирового футбола, так получается), что заводская самоволка в то непростое время приравнивалась к дезертирству. Когда стало ясно, что дело пахнет керосином, добрые люди посоветовали Льву, который к тому времени тренировался с молодежной командой «Динамо», срочно сдаться. В армию.
Армейская служба, помимо всего прочего, состояла из выступлений в первенстве городского совета «Динамо». Поигрывал Лев, ни о чем особо не думая, за третью команду МВД, но однажды в приказном порядке был заявлен за вторую. И уже в самом начале матча пропустил — вполне себе рабочий мяч, не «левый». Но команда новичка не приняла:
«Эх ты, разиня! — крикнул один.
— И откуда такой взялся? — добавил другой.
Я не отвечал и слушал гадости, которые они мне говорили, с невозмутимым видом. Но, конечно, это была только видимость, только внешнее спокойствие. А на самом деле несправедливые упреки меня очень разозлили. И может быть, именно злость помогла мне сыграть так, как никогда до этого я еще, вероятно, не играл. Во всяком случае, забить мне больше ни одного мяча не смогли, и мы даже выиграли — 2:1».
Дебют № 2. Сбросил перчатки, снял бутсы, хотел закончить
Второй дебют, известный особо въедливым биографам, состоялся в 1950-м, но раньше официально признанного. Удивительно, что сценарий — почти точная копия будущих событий от 2 июля 1950-го.
В марте 1950 года действующий чемпион страны «Динамо», как и большинство советских команд того времени, проводило предсезонный сбор в Гаграх. 20-летний Лев Яшин числился в составе третьим номером — после героического «тигра» Алексея Хомича и бывшего тбилисца Вальтера Саная. Фактически — первым номером дубля.
Один из спаррингов дубль «Динамо» играл со сталинградским «Торпедо». День выдался пасмурный, ветреный — ранняя весна даже в Абхазии горазда на сюрпризы. И надо же такому случиться, что в первом тайме, именно в тот момент, когда в одном из эпизодов вратарь соперника выбивал мяч ногой, порыв ветра усилился, подхватил мяч и протащил его через все поле.
Яшин, наблюдая за траекторией, пару раз дернулся и, приняв решение идти на перехват, рванул из штрафной. Все его внимание было сконцентрировано на мяче, а вот маршрут движения одноклубника Евгения Аверьянова неопытный вратарь как-то из виду упустил. В итоге — лобовое столкновение и обидный, глупый, смешной гол.
Вся динамовская основа, наблюдавшая за молодыми с трибуны, хохотала в голос. Включая Константина Ивановича Бескова, который, впрочем, Ивановичем тогда еще не был, но ярко выраженным лидером команды и любимцем публики — однозначно.
В перерыве Яшин был сам не свой. Сбросил перчатки, снял бутсы, клял себя на чем свет стоит, хотел чуть ли не вообще закончить с футболом — ни черта ведь толком не получается, а клоуном, над которым все смеются, он быть не желает. Но тренер дубля Иван Станкевич сумел успокоить молодого, а веру в себя вернули партнеры, пообещавшие обязательное отмщение. Итог — 5:1.
И, кстати, насчет «клоуна». Лев Иванович точно не был самоедом (для вратаря это губительная черта), но свое профессиональное реноме чтил выше всех наград. Наследник Яшина в «Динамо» Владимир Пильгуй, интервью с которым было опубликовано на нашем портале в январе, подтверждает эту особенность его характера:
— Думаю, что Лев Иванович полностью себя исчерпал в футболе как игрок. Отдал футболу все что мог, до капли. После завершения карьеры он вообще не играл в футбол. Никогда! Ни игры, ни тренировки. Ни одного матча даже за ветеранов: ездил с ними, но на поле не выходил. Но общая усталость — одна сторона вопроса. А вот другая, о которой не каждый задумается: Яшин не мог себе позволить выглядеть в раме плохо, пропустив какой-нибудь «левый» мяч или угодив в смешную ситуацию, которых в матчах ветеранов хватает. Быть слабым — недопустимо в его системе координат…
Очень характерная деталь.
Дебют № 3. «Чтобы я его на поле больше не видел!»
Тот самый — официальный, канонизированный. В 18-м туре чемпионата СССР среди команд класса «А». Против «Спартака» во главе с Никитой Симоняном.
К середине сезона-1950 было ясно, что прошлогоднее чемпионство «Динамо» не удержать: начиная с 13-го тура бело-голубые застряли на 7-м месте (из 19). После 10-го тура Михаила Якушина на посту главного тренера сменил Виктор Дубинин, но и при новом наставнике дела шли ни шатко ни валко: три победы, две ничьих, поражение.
«Спартак» тоже не блистал, если не считать бомбардирской поступи Симоняна: именно в том сезоне он установил рекорд чемпионатов СССР (34 гола), державшийся до 1985 года, когда днепропетровец Олег Протасов забил 35…
На 65-й минуте динамовский универсал Владимир Савдунин открыл счет. Дело, казалось, пошло на лад, но через восемь минут случилась беда. Бесстрашный Хомич, прервав атаку «Спартака» в характерном для себя броске в ноги, не смог продолжить игру. Второй вратарь, Саная, был болен и в заявку не попал, поэтому в чемпионскую раму в экстренном порядке призвали необстрелянного дублера Яшина. Дублер, как выяснилось, был не в порядке.
«Спартак», почуяв запах крови, добавил. Хватило буквально пары незавершенных эпизодов, чтобы понять: молодой дергается, нервничает («Со мной творилось нечто непонятное, никогда прежде не испытанное, — писал Яшин в своих воспоминаниях. — Мне казалось, что весь стадион видит, как у меня частой и крупной дрожью дрожат и подкашиваются колени… Дрожь не унималась, а игра в это время переместилась на нашу половину поля).
И еще одной минуты, чтобы он, что называется, «привез».
Алексей Парамонов увидел в штрафной свободного Симоняна и отправил на него мяч по высокой дуге. Яшин, в точности как было в марте в Гаграх, чуть потоптался в сомнениях, а потом пошел на перехват — и… И снес партнера, полузащитника Всеволода Блинкова. Одного из тех, кто смеялся над его давешним конфузом с трибуны. Николаю Паршину, второму после Симоняна бомбардиру «Спартака» осталось только закатить мяч в пустые ворота.
Больше ничего примечательного в этом матче не случилось, а в следующем, против тбилисского «Динамо», Яшин пропустил целых четыре. Причем при счете 4:1 заработал на ровном месте пенальти и следом получил еще два «необязательных». Благо вовремя включился Бесков, установивший итоговый хоккейный счет — 5:4.
Но бесследно эти вратарские подвиги пройти не могли. Один из многочисленных динамовских генералов, наблюдавший игру с трибуны, вынес жесткий, без права обжалования, приговор: «Чтобы я его на поле больше не видел!».
И Яшина сослали в дубль. Как выяснилось, надолго. А «Динамо», как ни странно, пришло в себя и стало в итоге серебряным призером сезона-1950.
Дебют № 4. «Следует поработать над устранением недостатков»
Так вышло, что Яшин вернулся в большой футбол почти через три года после локальной катастрофы — 2 мая 1953 года.
В этот день бело-голубые уверенно обыграли «Локомотив» — 3:1, и «Советский спорт» дал рецензию, которая дорогого стоит: «Свою первую игру в Москве футболисты «Динамо» провели с подъемом. В команде можно отметить молодого, несомненно, талантливого вратаря Яшина. Однако ему следует еще много поработать над устранением недостатков — опрометчивых, нерасчетливых выходов из ворот»…
Именно в том сезоне Яшин стал основным вратарем «Динамо», дальнейшая его биография изучена под микроскопом. Но фишка в том, что ее, этой великой футбольной биографии, могло не быть. Потому что на отрезке между трагическим 1950-м и светлым 1953-м Яшин стоял перед серьезным выбором.
Совмещение футбола и хоккея (как с мячом, так и с шайбой) было в те годы делом совершенно обычным: биографии большинства звезд середины прошлого века пестрят «двойными титулами»: лето-зима, зима-лето. Вот и Лев Иванович не стал исключением.
Знаменитый тренер Аркадий Чернышев, великий футбольно-хоккейный универсал, который в свое время высмотрел Яшина в третьей команде МВД и привел в «Динамо», после сезона 1950 года забрал Льва «в шайбу». Параллельно. Этот вид спорта только набирал популярность в СССР, поляна была совсем непаханая — и Яшин согласился.
Встал в ворота (хотя Чернышев вроде бы видел в нем габаритного силового форварда), начал с нуля и дошел в итоге до бронзовых медалей чемпионата СССР и участия в финальном матче Кубка СССР против ЦДКА. «Динамо» победило 3:2, а в коллекции Льва Яшина появился его первый большой титул и звание мастера спорта по хоккею.
И вот вам противоречие: несмотря на бурный прогресс в хоккее и неясные перспективы в футболе, свой выбор Яшин в 1953 году сделал все-таки в пользу мяча. Через год стал чемпионом СССР, через три — олимпийским, через семь — европейским.
А через десять — единственным среди мировой вратарской братии обладателем «Золотого мяча».
Все титулы Льва Яшина:
Футбол
Яшин у каждого свой. Мой Яшин такой. Будто жили рядом в коммунальной квартире.
Ему сегодня 90. Мне — 46. Но для меня он Лева.
Кто-то внутри меня произносит это «Лева» разными голосами. Так ласково говорил мой друг Петрович, Кесарев. Дивный старик, гонявший на «Патриоте», женившийся на молоденькой и так звонко оттопыривавший большими пальцами цветастые подтяжки. Кепарь лежал на столе поверх газетки.
Я улыбался, вспоминая протоколы из еженедельника «Футбол». Эти старые подшивки я скупал по барахолкам, искал по чердакам. Каждая находка — праздник!
Как и эти строки: Яшин, Кесарев, Крижевский. Хотя Крижевского в ту пору писали через «ы».
Крижевского я в глаза не видел, с Кесаревым даже сдружился, Льва Ивановича повидал только в гробу. Гоняли мяч на соседнем СЮПе, легендарном стадионе пионеров, а в динамовском манеже хоронили Яшина.
Ну и пошли. Очередь была невелика. Мяч у меня под мышкой никого не смущал. Совсем напротив.
Помню все, будто вчера — длинный-длинный гроб, человек с белым лицом рядом. В карауле. Казалось, еле стоял. Потом оказалось, так оно и было. Еще и шепнул тем, кто случился рядом: «Я следующий. »
Это был Эдуард Стрельцов.
Время должно было отдалить и превратить Яшина в легенду времен царя Гороха. Которая то ли была, то ли не было. А он все ближе, все понятнее. Все роднее.
Я ловлю кадры хроники. Знаю, что будет дальше, а все ж тревожусь: не забьют ли? Маццола, не смей!
Нет. Не забивают ни те, ни эти. Маццола снова и снова пускает мяч по центру.
Вот открытка с портретом Яшина и размашистым автографом. У Льва Ивановича таких при себе была кипа — одну вручил моему отцу.
Я ту открытку притащил в школу. Горделиво пустил по приятельским рукам.
— Так-так, — проверил один на просвет, будто купюру. — Сейчас.
Послюнявил палец. Вот еще секунда — и проверил бы хвостик того автографа. Закорючку после «н». Чудом я успел выхватить. Вот она, открыточка-то. Среди главных мальчишеских ценностей.
В том пакете настоящие сокровища — спартаковский вымпел, упавший мне на голову в момент того самого гола Шмарова. Настоящая эмблема дрезденского «Динамо», споротая с чьей-то майки. Вот эта карточка, которую держал в руках сам Лев Иванович. Быть может, снимал другой великий вратарь — Хомич: поздний Яшин со сползающим наколенником, мяч в руках, капельки пота на лбу.
Я знаю каждый кадр хроники — кажется, даже представляю, как расставлены фаянсовые фигурки в скромнейшей квартирке в Чапаевском переулке. Я-то гляжу на эти кадры и поражаюсь скромности обстановки — так могу себе представить, что думал Беккенбауэр. Или вратарь сборной ФРГ 1980-х Тони Шумахер.
Его-то посещение яшинской квартиры сразило — писал потом в знаменитом «Свистке»: «Величайший вратарь ХХ века походил на выгоревший изнутри гоночный автомобиль. »
Это здесь Яшин переживал все невзгоды после Чили. Отсюда уезжал на рыбалку, не зная, что еще вернется в футбол. Здесь били ему окна «уважаемые любители футбола» и здесь же вычерчивали гвоздем пожелания на борту «Волги» с оленем.
Здесь, сидя на этом вот диване, делился простодушно в камеру сокровенным.
— Омары в белом соусе.
Где уж распробовал омары Лев Иванович — истории неизвестно. Быть может, на том приеме, где господин Бернабеу предлагал ему вписать в контракт любую сумму. Но удивило не это, а то, как получил Ференц Пушкаш золотые противоударные часы. Повертел брезгливо в руках:
— Сейчас проверим, какие они «противоударные».
Подбросил, поймал на лету могучей ногой — и разлетелись противоударные на тысячу золоченых винтиков. Встретившись со стеной.
Лев Иванович описывал с наслаждением. Их нравы!
Легенды сопутствовали каждому шагу Яшина, и мы в «Разговоре по пятницам» посильно добавляли уже жухлым историям красок.
А люди, дружившие со Львом Ивановичем, расцветали. Рассказывали с таким задором, будто прежде никто и не спрашивал. Мы с коллегой Кружковым первые.
Вот Владимир Пильгуй, которому в прощальном матче Яшин передал перчатки, всю легенду перекроил с первого же слова:
— Про эти перчатки кто-то написал, а народ подхватил. Не было перчаток!
— Да не было. Лев Иванович, уходя с поля, просто приобнял. У нас и размер-то руки разный. Вы посмотрите хронику.
— Значит, не осталось перчаток Яшина? Сгинули?
— Остались — в динамовском музее! Свитер там же, бутсы. Валентина Тимофеевна все туда передала. Теперь жалеет, что не сохранила. Еще неизвестно, найдется ли «Золотой мяч».
Тогда мы, помню, ахнули. Как? «Золотой мяч» пропал?!
— Нет его. Ищут. Был в лужниковском Музее спорта, который закрыли на реконструкцию. Как-то спрашиваю Валентину Тимофеевну: «Дома остались вещи Льва Иваныча?» — «Ой, столько растерялось. И «Золотой мяч» найти не могут. »
После той истории, после того интервью оживился — поиски пошли чуть живее. Вроде бы нашли.
Мы слушали Пильгуя, раскрыв рты. Вот он — настоящий Яшин, живой! Будто с нами за столиком!
— Помню случай на базе, — подпер щеку рукой Пильгуй. — Обед, Володя Уткин, парень из провинции, вилкой ковыряет в тарелке: «Опять котлета. » Лев Иваныч зыркнул: «А дома ты жрешь?» Или появился Толик Кожемякин в джинсовом костюме. Последний писк моды по тем временам. Яшин нахмурился: «Вырядился как водопроводчик!»
— Убрали из начальников команды Яшина после гибели Кожемякина?
— Да. Председатель ЦС «Динамо» генерал Богданов был далек от спорта. Не понимал, что Льва Иваныча нельзя убирать ни при каких обстоятельствах! Лицо клуба! Человек, которого знал весь мир! За границей, куда бы мы ни прилетели, первый вопрос: «Яшин здесь?» В Бразилии команда проводила зарядку на пляже. Защитник Миша Семенов, накачанный парень, отжимался на одной руке. Кто-то сфотографировал, в местной газете снимок сопроводили подписью: «В Рио гостит московское «Динамо». Два футболиста — Яшин и Численко. Остальные — легкоатлеты. »
— Увольнение стало ударом для Яшина?
— Еще каким! Жизнь ему это точно не продлило. Хорошо, Колосков поддержал, позвал в спорткомитет. Лев Иваныч выполнял там представительские функции. Но его дом — «Динамо». К сожалению, от игроков в той ситуации ничего не зависело. Это к отставке Бескова мы приложили руку, чего не могу простить себе до сих пор. А историю гибели Кожемякина знаю со слов Жени Жукова, который в тот день был с ним. Кожемякин долго восстанавливался после травмы, сыграл тайм за дубль. Качалин велел ехать на базу, готовиться к матчу основы. А Толик с дружками, Жуковым и Байдачным, уже договорился куда-то пойти. Тех на сбор не брали. Шепнули ему: «Закоси. Все равно играть не будешь». Толик сказал, что дернул мышцу. Качалин футболистам верил и отпустил.
Кожемякин был в том самом джинсовом костюме. Когда лифт застрял, Жуков раздвинул дверь, выбрался. Говорит Толику: «Давай, помогу». — «Нет, еще костюм запачкаю. Лучше подожду». Но потом все-таки решил вылезти. В эту секунду кабина тронулась.
— Писали, что его разрезало пополам.
— Нет-нет. Потащило вверх, он разжал руки и упал в шахту. Разбился насмерть.
У каждого отыскивалась история, не вошедшая в книжки и фильмы. Вот дозвонились в Америку знаменитому журналисту Евгению Рубину. Тому самому, которого Довлатов вывел под именем Эрик Баскин в «Невидимой газете».
Как выяснилось, ничего этого Рубин не видел в своем Нью-Йорке — и мы зачитывали кусками через океан.
— Так-так, — хрипло подбадривал нас Рубин. — Что еще Серега обо мне написал? Вот ведь тип. Сейчас передо мной лежит том — американцы объединили записные книжки Чехова, Ильфа и Довлатова. Считают, Довлатов — уровень Чехова. Ну, смешно! Сережа — одаренный юморист, неплохой писатель. Но не Чехов же. Даже не Ильф. Славу-то Довлатову соорудили друзья по Ленинграду, довольно известные писатели — Анатолий Найман, Евгений Рейн, Людмила Штерн, те же Вайль с Генисом. Ну так что Серега еще обо мне написал?
Серега к тому времени 21 год, как лежал в гробу.
Мы читали и читали. Рубин, покряхтывая, отходил по-маленькому. Что прекрасно, гулко транслировалось через океан.
Зачитывать мы могли до утра, но хотелось и расспросить. Потому что в Союзе до эмиграции Рубин писал книжки вместе с Борисом Майоровым, Валентином Ивановым и Львом Яшиным.
— С Борей Майоровым я дружил — сделали книжку. А с Ивановым и Яшиным даже не был знаком!
— Яшин вообще отказывался писать с кем бы то ни было, кроме Льва Филатова. Но Филатов не пожелал быть литзаписчиком. Идея заглохла. И тут Валька Иванов, с которым мы уже поработали, предложил Яшину мою кандидатуру. Тот задумался: «Вот с ним я бы согласился. Пускай наберет». Пришел я в гости, познакомился с семьей. Написали маленькую книжечку. Потом позорно от Яшина бегал.
— Наоборот. Мы собрались в Америку, а Лева настаивал, чтоб сделали книгу побольше. Решили с женой: «Если буду поддаваться на уговоры писать книги, не уедем никогда». Вот и прятался от Яшина.
— Какая черта Яшина вас поражала?
— Невероятное безразличие к происходящему. Добрый, мягкий, простой, абсолютно домашний человек. Вот устроили мы с женой для Яшиных и Ивановых прием. Ивановы пришли нарядные, с цветами, коньяком. Лева принес в авоське бутылку водки и тапочки, в которые сразу переобулся.
— Почему он не стал тренером?
— Ему было неинтересно. Про себя говорил: «Я вратарь. Больше ничего не умею». Яшин доиграл до 41 года и свою футбольную миссию считал выполненной. Он любил рыбалку, поездки в деревню. Остальное тяготило. Уже после выхода нашей книжки заглянул к нему на службу. Яшина, подполковника МВД, назначили заместителем начальника управления спортивных игр общества «Динамо». Большая комната пустовала, за столом в одиночестве сидел Лева. «Куда народ разъехался?» — спросил я. — «Совещание какое-то». — «А ты что же?» — «Мне там делать нечего. Ты можешь представить Пеле на таком совещании? Или Ди Стефано? Почему я должен заниматься черт знает чем?!» Пушкаш после игры за сборную мира повел всех в бар. Расплачиваясь, достал такую пачку долларов, что Яшин глазам не поверил: «Я в жизни столько не то что не заработал — даже не видел».
С Виктором Понедельником сидели в кафе на Плющихе. Заговорили и про Яшина.
— Мы готовились к Кубку Европы. А у меня по весне приступы астмы. Так Качалин решил отселить от команды, поближе к озеру. В отдельный двухэтажный домик. Я понятия не имел, что в нем когда-то держали плененного Паулюса. А Лева Яшин даже на товарищеский матч очень тяжело настраивался. Уходил в себя, не улыбался. И Качалин говорил: «Вы оба — рыбаки. Давайте вместо зарядки — на озеро. »
— Утром стук. Лев Иванович на пороге, в руке удочки: «Витя, пошли!» А Леве достаточно было крохотную рыбешку поймать, чтобы расцвести. На весь день отличное настроение. Везде находил место порыбачить.
— Нет, отдали местным. Вот там, в Арике, я понял, что лучшее средство от астмы — смена климата. Нормальных лекарств не было, мне кололи хлористый кальций. Укольчик — и лежишь как идиот. Голова кружится, язык трескается. А тут полегчало безо всяких уколов. Сейчас для меня единственная проблема — тополиный пух.
Между делом вырулили на другую тему и здесь выяснили любопытнейшую подробность про Яшина.
— Вы много-много лет были невыездным. Почему?
— Все из-за поездки в Израиль в 1963-м. Нас там на руках носили. А потом до Москвы дошли газеты — мы с Маслаком на телевидении поем израильский гимн. И кто-то на меня настрочил «телегу» в ЦК.
— Стукачей было много?
— Я всю жизнь чувствовал присутствие такого человека неподалеку. Все время кто-то стоял за спиной. И в сборной такое было.
— Пробил стукача Яшин по динамовской линии, через свои связи в КГБ. Мы были поражены. Фамилию этого игрока не назову, она слишком известная. Но когда я стал невыездным журналистом, Андрей Старостин свел с Александром Яковлевым, будущим «конструктором перестройки». Тот обещал разобраться, время спустя приходит на меня командировка. Сборная играет в Швейцарии. В Спорткомитете получаю суточные, билеты. И вдруг звонок: «Для вас поездка отменяется». К тому моменту я сам стал членом выездной комиссии, членом бюро Калининского райкома партии. В нем на учете состояли все члены Политбюро. А я — невыездной! Уму непостижимо!
— Позвонил отец: «Я обратил внимание — все выезжают, только ты в Москве. Почему?» — «Да кто-то на меня написал. » А его старый товарищ занимал высокую должность в ЦК. По тем временам — полубог, для таких в Кремле отдельная столовая была. Отец ему пожаловался — пригласил поговорить. В кабинете штук двадцать телефонов. Включает громкую связь и просит кого-то поднять мое дело. Вскоре звонок, адъютант что-то ему докладывает — и я слышу: «Витенька, можешь ехать на все четыре стороны». А у меня утром самолет в Швейцарию улетел.
— Но я сориентировался. Набираю Лобановскому в Киев, а у того не голова — компьютер. Мгновенно рассчитал: «Ты живешь рядом с Киевским вокзалом, поезд в 21.20. Беги на него, утром здесь тебя встретит администратор. Полетишь с нами, на самолете сборной». Так и вышло. У Лобановского все было отлажено, в киевском аэропорту к игрокам таможенники даже не подходили.
Несколько лет назад с большим удивлением обнаружили, что тот самый «Совинтерспорт», отправлявший за границу всех советских спортсменов, вполне себе жив. До сих пор кого-то куда-то отправляет. Тихая конторка неподалеку от Арбата.
Да и работают те же люди, например знаменитый спартаковец Анатолий Коршунов.
Заехали с коллегой Кружковым в гости да и зависли на полдня. Только успевали чай подливать.
Кружков налегал на грушевое варенье, я расспрашивал про Яшина.
— Да-да, про Яшина, — сплевывая косточку, поднял указательный палец Кружков.
— Льва Ивановича в настоящей злости видели хоть раз? — уточнил я.
— Лева — добродушный, отходчивый. Для меня как наставник был, вместе всегда селили. Как-то приезжаем в Рейкьявик, два матча со сборной Исландии. Гейзеры посмотрели. А там белые ночи, спать нереально. Разве что солнца нет. Лева заснуть не может. Так мы окна одеялами заткнули. Утром выскакиваем на зарядку — ничего не поймем. Стоит толпа девок, штук двадцать. Симпатичные все, хохочут!
— Что ж не хохотать-то.
— Возвращаемся назад — подлетает какой-то товарищ. Через переводчика толкует: в Исландии надо укреплять расу. Приезжают американцы — к ним сразу исландские девчонки сбегаются. К англичанам с французами тоже. А русские для них вообще на вес золота, здесь их сроду не видели. Короче, надо.
— Ну да. Для укрепления нации. Можно выбрать любую из толпы, все готовы.
— Грех отказывать — для укрепления-то.
— Мы бегом к Михею, объясняем ситуацию: Исландия в беде, нужно помочь! Якушин оглядел нас брезгливо: «Вы сначала обыграйте их, потом думайте о девочках. А сутенера, который девок привел, вышвырнуть к такой-то матери. »
— Выиграли. Я счет открыл, Яшин произнес громко: «Толя первый забил — ему, наверное, первому и девка положена. » В Исландии раздевалки потрясающие. Полы стеклянные и тепленькие! Мы думаем — что такое? Оказалось — от гейзеров.
— Гейзеры — хорошо. Девицы-то дождались вас после матча?
— Нет. Никто больше не приходил. Так и пропали.
— Яшин, завершив карьеру, превратился в несчастного человека?
— Когда Лева закончил, у Центрального совета и московского городского совета «Динамо» не оказалось даже места. Яшина взяли в Управление футбола, работал «государственным тренером». Учился писать письма, все время приходил: «Толь, подскажи. Я правильно сформулировал?» — «Вот это выбрасывай, а это оставляй». Год отработал — уже хорошо писал!
Брат мой с Яшиным дружил, вместе ездили в Кисловодск отдыхать. Мне говорил: «Какой же Лев молодец, быстро схватывает. Всем интересуется». Таскал его по театрам, музеям, концертам. На Галину Вишневскую выбрались, помню. Билеты взяли в первый ряд: «Чтоб Лев получше рассмотрел».
— Кесарев говорил: «Иногда мне казалось, что Беляев сильнее Яшина». Вы на таких же мыслях себя ловили?
— Вот именно — иногда! А в целом Лева понадежнее. Володя Беляев — блестящий вратарь. Если б не просидел за спиной у Яшина, играл бы в любой команде. Злой, всегда натренированный. Начинаешь ему бить — только подгоняет: «Еще! Сильнее!»
— А вот не хотел покидать «Динамо». К команде привык, да и «звездочки» не последнее дело. Когда закончил, вернулся в свой Нальчик, там и умер. Зинка, его жена, такая высокая, плотненькая. Как молотобоец. Имела физическое превосходство. Все знали: если что — Зинка его убьет.
— Самая яркая футбольная жена?
— Во времена моего брата говорили про жену Николая Тимофеевича Дементьева. Что-то недодали — сразу отправлялась к Гуляеву, главному тренеру «Спартака»: «Значит, так! Сегодня мы с Колей играть не будем!» Тимофеич был хохмач. В ВШТ вызывают к доске: «Вы прочитали произведение Гоголя «Тарас Бульба»?» — «Разумеется!» — «Расскажите, чем заканчивается». Тимофеич выдает: «Как я вспоминаю, Тарас женится на Бульбе. » На анатомии тоже чудить начал. Спрашивают что-то про кости — отвечает: «Что мне с этих костей? Завтра скажу Зинке — насобирает в мясном отделе. »
— После ампутации общаться с Яшиным трудно было?
— Да я бы не сказал. Хотя состояние у него было гнетущее. Мы, здоровые люди, приходим, все у нас в порядке, куда угодно поедем в этот же вечер. А он не может. Радуется вроде, через час снова глаза тускнеют.
— Сейчас и друзья Яшина уходят, некому вспомнить. Царева не стало.
— Да никогда Царев его другом не был!
— Так рассказывал же.
— Рассказывать он любил: «Этот мой друг, тот. » Царь делал вид, что он такой великий. Но я-то правду знаю. Яшин вообще-то держался особняком. А в друзьях у него были мой брат да Володька Шабров.
